Оспаривание бездействия в банкротстве по праву Германии и России

Институт оспаривания сделок в банкротстве – один из самых эффективных для целей защиты имущественных прав конкурсных кредиторов в банкротном праве. Р.К. Лотфуллин делает совершенно верное замечание, когда говорит о том, что оспаривание сделок представляет собой «эффективное средство защиты прав и законных интересов кредиторов».

Статистические данные показывают, что количество заявлений об оспаривании сделок должников в процедурах банкротства растёт с каждым годом: если в 2015 году было подано 3402 шт., то на конец 2021 года их количество увеличилось до 17 061 шт. Справедливости ради заметим, что доля удовлетворённых заявлений остаётся практически на одном уровне: в 2015 году был удовлетворен 41%, а в 2021 – 38%.

Одна из возможных причин низкого процента удовлетворения заявлений об оспаривании сделок в банкротстве кроется в том, что в России отсутствуют фундаментальные доктринальные разработки в рассматриваемой области. Кроме того, следует согласиться с О.А. Львовой, которая говорит о динамичном характере правоотношений в банкротстве. Из базовых принципов логики мы понимаем, что любое динамично развивающееся явление априори не является статичным, а потому всё, что связано с таким явлением, должно за ним поспевать.

Здесь следует учитывать и специфику правовых отношений: не всегда позитивное право может поспевать за фактическим содержанием правоотношений. Поэтому в практической деятельности складывается ситуация, когда необходимо оспорить сделку с набором уникальных фактических обстоятельств, а позитивное право не содержит предписаний на этот счёт, в результате чего оспаривание может и не дать результата. Либо может сложиться иная ситуация, при которой действующее законодательство страдает недостатками, например, вызванными некачественной юридической техникой, вследствие которой определённые явления просто выпадают из-под позитивного регулирования.

Отсутствие фундаментальных теоретических трудов, посвящённых анализу института оспаривания сделок в банкротстве, в совокупности с динамикой развития правоотношений в банкротстве привело к тому, что в правоприменительной практике возник ряд вопросов, которые требуют определённой степени исследовательского усилия для приближения к их разрешению.

Одним из проблемных в российском праве является вопрос о допустимости оспаривания бездействия в банкротстве. Отметим, что в последнее время растёт количество публичных обсуждений данного вопроса среди теоретиков и практиков, однако доктринальных исследований по настоящему вопросу в российской научной литературе нет.

При этом обращается внимание на отсутствие в российском праве понимания конструкции оспаривания бездействия в процедурах банкротства. Т.П. Шишмарева свидетельствует, что существенным отличием права России и Германии в рассматриваемой нами части является прямое указание в законодательстве о несостоятельности Германии (Insolvenzordnung, далее – InsO) на допустимость оспаривания бездействия должника, в то время как в России такое положение отсутствует.

В этой связи представляется важным рассмотрение вопроса о предпосылках к оспариванию бездействия должника как акта (сделки), причинённого в ущерб кредиторам, в российском праве.

Перед тем как перейти к непосредственному анализу доктринальных и легальных предпосылок допустимости оспаривания бездействия в банкротстве, укажем, что ключевыми видами бездействия, которые непосредственно причиняют вред конкурсным кредиторам в процедурах банкротства, являются: (1) незаявление должником о пропуске срока исковой давности; (2) незаявление должником о снижении неустойки по правилам 333 ГК.

Менее распространёнными фраудаторными видами бездействия должника являются: (1) «молчаливое» признание долга, т.е. ситуация, когда должник не оспаривает требование кредитора в общеисковом производстве; (2) отказ от иска; (3) непринятие наследства.

Указанные виды бездействия тем или иным образом способны причинить вред конкурсной массе должника. Одни виды причиняют вред в виде реального ущерба, например, когда должник не заявил о пропуске срока исковой давности, а другие – в виде упущенной выгоды, куда относится непринятие наследства.

В свою очередь такое деление порождает новые проблемы, причём имеющие для практики важнейшее значение: если допустить, что оспаривание бездействия допустимо, то необходимо ли допускать такое оспаривание только к бездействию, причиняющему конкурсной массе непосредственный вред в виде реального ущерба, или нужно признать возможность оспаривать и бездействие, причиняющее опосредованный вред в форме упущенной выгоды?

Кратко обосновав проблематику вопроса, полагаем, что для его разрешения в качестве отправной точки мы можем использовать опыт близкого нам правопорядка – немецкого.

Поскольку немецкий институт оспаривания в банкротстве включает в себя не только сделки, а правовые действия вообще, то для целей настоящего исследования и с учётом того, что по праву России формально оспорены могут быть сделки, а при определённых условиях и действия, мы будем использовать термины «сделка», «правовое действие» и «акт» как равнозначные. А там, где такое разграничение необходимо, мы будем его делать и обращать на это внимание читателя.